Posted: 25 Oct 2005, 15:29
В темноте, даже одиночная спичка может нести ужас.
Воспламенение искомой спички было неожиданным. Задрожав, огонь вырос и окреп, тщась разогнать мрак. Увы, он не был успешен в своих начинаниях, со слабо уловимым шипением он бился, отгоняя тьму из махонькой, небольшой сферы, окружавшей его, его дрожание выхватывало из темноты лишь руку, держащую спичку, и пачку бумаг, удерживаемую над огоньком сверху. И даже когда давящую тишину разбавили женские всхлипы, шипение пламени преобладало.
- П-пожалуйста… - голос женщины был слаб и сорван. Голос женщины, давно прошедшей пору юности, получившей в свое время свою долю счастья, а ныне пребывающей в безднах отчаянья.
- Так ты согласна? – это уже был голос мужчины, гнусавый и монотонный. Голос человека, коего стоит бояться, поскольку для него не было ничего святого.
Всхлипы все возрастали, и вместе с ними возрастало и пламя над тоненькой палочкой. Оборвавшись свистящим вдохом надсаженного горла, они возобновились вновь, уже громче. – Нет, пожалуйста, нет! Это кульминация моего замысла!! Всю свою жизнь я шла к этому! Вы не можете…
- Могу, – прервала ее столь же монотонная реплика. – И сделаю. И ты знаешь, что лишь одно может меня остановить.
Плач продолжался, казалось, длясь вечность, ничем не прерываемый, и наконец, унявшись до судорожного икания, женщина собрала в себе все силы, чтобы наконец ответить, - Хорошо. Я… согласна. Я сделаю это.
- На твоем столе.
Шорох. И спичка отодвинулась от пачки листков, чтобы осветить беспорядочно нагроможденные груды листов на столе. Новая пара рук стала видна, узких, и изящных, со следами возраста лишь едва заметными на костяшках морщинках у сгибов. Дрожа, пальцы эти коснулись одиночного листа бумаги, лежавшего поверх, и затем потянулись за <I>ханко</I>, личной печатью владелицы. Долгая пауза и документ наконец был подписан.
Вновь появилась рука мужчины, вернув на стол сжимаемую ею пачку листов. История страстной взаимной любви между хитрожопым школьником с бегающими глазами и полудемоном с собачьими ушами была бесцеремонно брошена, а заверенный юридический документ был вырван из рук женщины.
Пламя спички, удерживаемой высоко, отразилось от блеснувших очков на лице мужчины, предъявив взору женщину средних лет, прижимающую к груди ее творение со слезами на глазах. И затем она вновь растворилась во тьме, когда мужчина развернулся, направившись к двери.
Дверь открылась, предъявив коридор, слабо подсвеченный светом звезд. Нет, света, даруемыми ими было решительно недостаточно, чтобы составить должную конкуренцию пламени спички, достаточно лишь, чтобы очертить дверной проем и парой черт осветить фигуру мужчины, стоявшего у входа.
- Ты получил нам необходимое? – новый голос, выплевывающий слова, словно пулемет пули.
Державший спичку ничего не сказал, лишь подняв вверх залитый слезами лист бумаги. И когда мужчиан в дверях неторопливо протянул руку к нему, умирающий огонек подсветил его округлую прическу-<I>афро</I>. Он выдал нетерпеливый жест, и, секундой позже, огонек испустил дух.
Пара судорог пламени, и мрак ринулся назад, затопив все. Но последних его слабых вспышек хватило, чтобы осветить слова, написанные на листе и заверенные красным оттиском печати. Слова, выписанные твердой, уверенной рукой. Слова рока, что все "…разрушат, до основанья, а затем…". Слова, что изменят все:
- Я, Такахаси Румико, этим документом даю разрешение Рикудо Коши превратить эту серию "Эксель Саги" в кроссовер с "Ранмой 1/2"
Мужчина с афро оскалился, шепнув, - Превосходно, - и затем все было кончено, со слабым шипением спичка превратилась в скрученный, вытянутый уголек.
И Набешин гнусаво возгласил, - Черт. Я обжег пальцы!
Воспламенение искомой спички было неожиданным. Задрожав, огонь вырос и окреп, тщась разогнать мрак. Увы, он не был успешен в своих начинаниях, со слабо уловимым шипением он бился, отгоняя тьму из махонькой, небольшой сферы, окружавшей его, его дрожание выхватывало из темноты лишь руку, держащую спичку, и пачку бумаг, удерживаемую над огоньком сверху. И даже когда давящую тишину разбавили женские всхлипы, шипение пламени преобладало.
- П-пожалуйста… - голос женщины был слаб и сорван. Голос женщины, давно прошедшей пору юности, получившей в свое время свою долю счастья, а ныне пребывающей в безднах отчаянья.
- Так ты согласна? – это уже был голос мужчины, гнусавый и монотонный. Голос человека, коего стоит бояться, поскольку для него не было ничего святого.
Всхлипы все возрастали, и вместе с ними возрастало и пламя над тоненькой палочкой. Оборвавшись свистящим вдохом надсаженного горла, они возобновились вновь, уже громче. – Нет, пожалуйста, нет! Это кульминация моего замысла!! Всю свою жизнь я шла к этому! Вы не можете…
- Могу, – прервала ее столь же монотонная реплика. – И сделаю. И ты знаешь, что лишь одно может меня остановить.
Плач продолжался, казалось, длясь вечность, ничем не прерываемый, и наконец, унявшись до судорожного икания, женщина собрала в себе все силы, чтобы наконец ответить, - Хорошо. Я… согласна. Я сделаю это.
- На твоем столе.
Шорох. И спичка отодвинулась от пачки листков, чтобы осветить беспорядочно нагроможденные груды листов на столе. Новая пара рук стала видна, узких, и изящных, со следами возраста лишь едва заметными на костяшках морщинках у сгибов. Дрожа, пальцы эти коснулись одиночного листа бумаги, лежавшего поверх, и затем потянулись за <I>ханко</I>, личной печатью владелицы. Долгая пауза и документ наконец был подписан.
Вновь появилась рука мужчины, вернув на стол сжимаемую ею пачку листов. История страстной взаимной любви между хитрожопым школьником с бегающими глазами и полудемоном с собачьими ушами была бесцеремонно брошена, а заверенный юридический документ был вырван из рук женщины.
Пламя спички, удерживаемой высоко, отразилось от блеснувших очков на лице мужчины, предъявив взору женщину средних лет, прижимающую к груди ее творение со слезами на глазах. И затем она вновь растворилась во тьме, когда мужчина развернулся, направившись к двери.
Дверь открылась, предъявив коридор, слабо подсвеченный светом звезд. Нет, света, даруемыми ими было решительно недостаточно, чтобы составить должную конкуренцию пламени спички, достаточно лишь, чтобы очертить дверной проем и парой черт осветить фигуру мужчины, стоявшего у входа.
- Ты получил нам необходимое? – новый голос, выплевывающий слова, словно пулемет пули.
Державший спичку ничего не сказал, лишь подняв вверх залитый слезами лист бумаги. И когда мужчиан в дверях неторопливо протянул руку к нему, умирающий огонек подсветил его округлую прическу-<I>афро</I>. Он выдал нетерпеливый жест, и, секундой позже, огонек испустил дух.
Пара судорог пламени, и мрак ринулся назад, затопив все. Но последних его слабых вспышек хватило, чтобы осветить слова, написанные на листе и заверенные красным оттиском печати. Слова, выписанные твердой, уверенной рукой. Слова рока, что все "…разрушат, до основанья, а затем…". Слова, что изменят все:
- Я, Такахаси Румико, этим документом даю разрешение Рикудо Коши превратить эту серию "Эксель Саги" в кроссовер с "Ранмой 1/2"
Мужчина с афро оскалился, шепнув, - Превосходно, - и затем все было кончено, со слабым шипением спичка превратилась в скрученный, вытянутый уголек.
И Набешин гнусаво возгласил, - Черт. Я обжег пальцы!